стало сражение при Лейтене (5 декабря 1757 года), где пруссаки превосходили австрийцев числом почти два к одному; здесь прусская атака создала впечатление фронтального подхода, в то время как основная масса прусской пехоты пронеслась на юг, чтобы смять австрийское левое крыло. В этом необычном эпизоде "движущиеся стены" прусской пехоты были фланкированы скоординированным артиллерийским огнем, когда прусские орудия переходили с огневой позиции на огневую позицию вдоль линии атаки.
Однако та же самая тактика могла потерпеть неудачу, если она заставала противника подготовленным, не была подкреплена достаточным количеством войск или основывалась на неверном понимании ситуации на поле боя. Например, при Колине (18 июня 1757 года) Фридрих, как обычно, попытался обойти австрийский правый фланг и накатить на противника с фланга, но обнаружил, что австрийцы, предвидя это, растянули свои линии поперек его маршрута подхода, вынудив его к катастрофической фронтальной атаке в гору против хорошо защищенных и численно превосходящих позиций - здесь австрийцы выиграли поле боя, потеряв 8 000 человек против 14 000 у Пруссии.33
19. Сражение при Кунерсдорфе, 12 августа 1759 года. Современная гравюра.
В сражении при Цорндорфе (25 августа 1758 года) против русских Фридрих совершенно неправильно определил дислокацию русских войск и, развернувшись с севера, чтобы смять русское левое крыло, обнаружил, что противник фактически столкнулся с ним лоб в лоб; бой был жестоким, а потери очень высокими - 13 000 прусских и 18 000 русских раненых. До сих пор неясно, считать ли Цорндорф прусской победой, поражением или просто жестоким тупиком. Следующее крупное столкновение Фридриха с русскими имело схожие черты. Сражение при Кунерсдорфе (12 августа 1759 года) открылось многообещающе точным огнем прусской артиллерии и пехоты по русскому правому флангу, но вскоре превратилось в катастрофу, поскольку русские развернулись, чтобы создать прочный местный фронт против прусского наступления, а прусская пехота оказалась зажатой в узкой впадине, где она оказалась под огнем русских орудий. И здесь Фридрих снова продемонстрировал недостаточное понимание того, как разворачивалось сражение; неровности местности затрудняли кавалерийскую разведку, и, похоже, он не принял во внимание низкое качество своей разведки. Цена была ужасающей: 19 000 прусских раненых, из которых 6000 погибли на поле боя.
Итак, Фридрих не был непогрешим как полководец. Из шестнадцати сражений, которые он провел во время Семилетней войны, он выиграл только восемь (даже если отдать ему должное и засчитать Цорндорф как победу).34 Тем не менее очевидно, что в большинстве случаев он имел преимущество перед своими противниками. Его изоляция также была своего рода преимуществом - у него не было союзников, с которыми можно было бы посоветоваться. По сравнению с Россией, Францией и Австрией, процесс принятия военных решений в Пруссии был фантастически прост, поскольку главнокомандующий на местах был одновременно и государем, и (фактически) министром иностранных дел. Не было необходимости в таких сложных обсуждениях, которые замедляли рефлексы монархии Габсбургов. Это преимущество подкреплялось личной неутомимостью, талантом и смелостью короля, а также его готовностью признавать ошибки (в том числе и свои). Если рассматривать ход Третьей Силезской войны в целом, то удивительно, как часто Фридриху удавалось переводить противников в тактическую оборону, как часто именно он определял условия, на которых будет происходить сражение. Отчасти это объяснялось общепризнанным превосходством прусской строевой подготовки, которая позволяла стенам синих мундиров произвольно поворачиваться, словно на невидимых шарнирах, и передислоцироваться со скоростью вдвое большей, чем в большинстве европейских армий того времени.35 К этим преимуществам Фредерик присовокупил способность сохранять хладнокровие в кризисные моменты. Нигде это не было так очевидно, как после катастрофы при Хохкирхе (1758), где король, обливаясь кровью своей лошади, попавшей под него от мушкетного снаряда, приказал и проконтролировал спокойный и эффективный отход под огнем с места убийства на безопасную оборонительную позицию и тем самым не позволил австрийцам довести до конца свое преимущество.
Способность Фридриха постоянно оправляться от поражений и наносить новые болезненные удары по своим врагам была недостаточна для победы в войне, но ее хватало, чтобы удерживать Пруссию на плаву до тех пор, пока союзная коалиция не развалилась. Как только стало ясно, что царица Елизавета неизлечимо больна, дни России в коалиции были сочтены. Смерть Елизаветы в 1762 году привела к престолонаследию великого князя Петра, ярого поклонника Фридриха, который не терял времени на переговоры о союзе с ним. Петр продержался недолго - он был отстранен от трона своей женой, Екатериной II, и вскоре после этого убит одним из ее любовников. Екатерина отозвала предложение о союзе, но возобновления австро-русского договора не последовало. Шведы, у которых было мало надежд на достижение своих целей в Померании без поддержки великой державы , вскоре отступили. После череды сокрушительных поражений в Индии и Канаде французы тоже потеряли интерес к дальнейшему ведению войны, цели которой теперь казались странным образом неактуальными. Мир, подписанный с Британией по Парижскому договору (10 февраля 1763 года), оставил австрийцев без средств к существованию. Их казна была истощена. По Губертусбургскому миру (15 февраля 1763 года), после семи лет ожесточенной борьбы и огромных жертв деньгами и жизнями, Мария Терезия подтвердила status quo ante bellum. Взамен Фридрих пообещал, что на следующих императорских выборах он будет голосовать за ее сына, будущего Иосифа II.
20. Портрет Фридриха Великого работы Иоганна Генриха Кристофа Франке (копия)
Размышляя о европейских войнах середины XVIII века, мы склонны представлять их в виде диаграмм с прямоугольниками и стрелками или компактных рядов ярко раскрашенных солдат на зеленой байке игрового стола. Сосредоточившись на "движущихся стенах", "косых маршевых приказах" и "накатывании" на фланги противника, легко упустить из виду ужас и смятение, царившие на большинстве полей сражений, как только начинались серьезные бои. Для войск, расположенных на открытом фронте или фланге, попасть под обстрел означало сохранить строй и дисциплину, в то время как снаряды - от мушкетных шаров до канистр с дробью и пушечных ядер - косили плотные ряды стоящих людей. Возможности проявить индивидуальную смелость и отвагу были ограничены - нужно было скорее преодолеть непреодолимый инстинкт бегства и укрытия. Офицеры стояли в особо уязвимых местах, и от них требовалось абсолютное спокойствие перед своими людьми и друг перед другом. Это был вопрос не только личной бравады, но и коллективной этики зарождающейся военно-дворянской касты.
Эрнст фон Барсевиш, сын скромного юнкерского землевладельца из Альтмарка, получил образование в Берлинской кадетской школе, а затем служил прусским офицером во многих сражениях Семилетней войны. Его мемуары, основанные на дневниковых записях, сделанных во время кампании, отражают смесь самурайского фатализма и школьного товарищества, которые иногда можно было наблюдать среди офицеров в бою. В битве
